Вардван Варжапетян. Филоновский формат

Родившийся 8 августа в 1937 году Николай Эстис как художник осознавал и создавал себя в Москве. С 1996 года он живет в Пиннеберге. Сейчас мастерская Николая Эстиса находится в Гамбурге. И именно в мастерской, в каком бы месте она ни располагалась, Эстис чувствует себя в своей тарелке, среди своих бесчисленных работ – очевидцев всего, что с ним случилось и еще случится. Николай Эстис – бунтарь? Новатор? Художник – инакомыслящий уже по сути. Но Эстис никогда не считал свое творчество борьбой с соцреализмом, протестом против власти, диссидентством. 

Единственное, против чего Эстис восставал – против собственной несвободы, неумения, беспомощности. Как боксер перед боем, безжалостно изнуряя себя, сгоняет лишний вес, так он сгонял все, что мешает сосредоточиться на кончике кисти. Бывая в домах творчества, он облачался в куртку с глухим, как у монаха, капюшоном, чтобы видеть только дорогу, мольберт, тарелку с супом, хлеб, неделями ни с кем не разговаривал. 

Искусствоведы и вообще люди искусства немало писали и говорили о работах Николая Эстиса, пытаясь истолковать его искусство. Леонид Гурьян: «Сложное переплетение материального и духовного, постоянного и мгновенного, ясного и загадочного делает содержание этих работ емким и многозначным. В самой ритмике работ слышится сильное многоголосие хора, то колокольный звон, то трагическое звучание реквиема, которые сменяются светлой лирической мелодией, напоминая нам о многообразии жизни, ее постоянном обновлении» (1978 год). Шарафат Анаркулова: «Николай Эстис стремится максимально выразить общечеловеческий характер понятий «жизнь» и «смерть» (1981 год). Нинель Зитерова: «Главным объединяющим началом работ Николая Эстиса является не столько характер мотивов, сколько круг эмоциональных и философских проблем, занимающих художника на определенном этапе творчества. Работы Эстиса отличает страстная, спонтанная манера письма, острота формы, многокрасочность колорита и импровизационная свобода» (1983 год). Людмила Черненилова: «Опыт жизни духа и опыт жизни тела, объединяясь, рождают чудо творчества. Постижение жизни, трагические противоречия бытия, тайны времени и необозримость пространства, поиски человеком самого себя и истины – основные темы творчества Николая Эстиса. Художник последовательно и честно идет по этому нелегкому пути» (1987 год). Елена Жукова: «Николай Эстис обладает счастливой способностью не примеряться ни к каким направлениям. Миры Николая Эстиса – особая духовная субстанция. Картина мира, которую он выстраивает, грандиозна и драматична. Любой фрагмент живописной ткани содержит в себе необъятное. Вселенная, заключенная в живописи Эстиса – его собственный мир, продолженный во времени и пространстве искусства» (1991 год). Лев Аннинский: «Николай Эстис говорит: вот хаос мира, но в нем таится космос. Вы ощущаете космический строй бытия, продолжая при этом видеть стихию, непредсказуемость и обреченность – все фактурное безумие хаоса. Вам легко, хотя вы можете представить себе, какие силы надо тратить на непрерывное живописное преображение этой стихии» (1994 год). София Губайдуллина: «Ошеломляющее впечатление. Можно без преувеличения сказать, что это филоновский формат» (1996 год). Ингеборг Хансен: «Николай Эстис развил собственный изобразительный язык, который хотя еще и содержит элементы предметности, но в основном определяется чисто изобразительными средствами – форма, цвет, линия, плоскость» (1999 год). Андреа Фромм: «Николай Эстис предлагает нам таинственную связь между миром земным и трансцендентным, провидческим и реальным, что усиливается индивидуальной творческой манерой и колоритом» (2000 год). Анна Толстова: «В живописи Николая Эстиса сошлись Запад и Восток, Париж и Константинополь, лирическая абстракция и иконная реальность. Запад глядит внутрь себя, выплескивая на холст эмоции потоками краски, так что всегда знаешь, в горе или в радости это написано. Восток смотрит в небо, усмиряя эмоцию в рамках канонических сюжетов и символов. В этом немногословном иконостасе каждый образ говорит в равной степени о здешней жизни и о нездешнем бытии, так что сквозь живописную ткань проступают фигуры мира иного. Но крепкая решетка мазков не дает ей вырваться за пределы картины» (2007 год). 

«Философия моего пути состоит в самом пути. Собственно, искусство и есть путь, как и сама жизнь. Это разделить невозможно. Детство и война, и все, что было со мной дальше, и мои дети, и мои трагедии, и моя любовь… Жизнь, творчество… Что на что влияет? Мне кажется, что причинно-следственные связи здесь движутся в обратном направлении. Сначала появляются работы, а потом меняется жизнь. Для меня, в моей жизни, всегда сначала была картина», - это признание художника – существенное дополнение к тому, что сказано изощренными критиками. 

Говорят не только критики, но и зрители. Книги отзывов – атрибуты выставок, переполнены голосами. Сейчас особенно интересно читать отзывы с выставок Николая Эстиса, проходивших в России. Они разделяются на две части: мнения без подписи (или подпись неразборчива, или указан псевдоним «Патриот», «Русские») и мнения личные, с именем-фамилией. У первых поражает обилие восклицательных знаков: «Мазня!!», «Чтоб вы все шли… куда надо!!!», «Умоляем – не выставляйтесь!! Не показывайте свою неумелость! Да бывали ли вы в Третьяковке-то?!!» (Кстати, в 1984 году Третьяковская галерея приобрела первую работу Николая Эстиса, потом еще четырнадцать. Его работы есть во многих музеях России, Европы, США.) 

А рядом совсем другие отзывы: «Изумительно! Это живет рядом с Тышлером, Фальком, Зверевым» (Татьяна Егоршина, Рязань). «Не знаю, уважаемый Николай Александрович, как выразить впечатление от ваших работ. Мне кажется, то, что я сейчас переживаю, за меня прекрасно сказал Иосиф Бродский: 

 

У всего есть предел, в том числе у печали.

Взгляд застревает в окне, точно лист – в ограде.

Можно налить воды. Позвенеть ключами.

Одиночество есть человек в квадрате.

Всего вам доброго» (Игорь Савельев, Мурманск). 

 

Понимание не зависит от национальности. Художник говорит с людьми на языке ином, духовном. И неслучайна поэтому запись в книге отзывов в мастерской Николая Эстиса: «Я счастлива созерцать то прекрасное и глубокое, что еще может проникнуть в душу. Анита. (2003 год)». Эта запись как бы продолжает другую, сделанную более 20 лет назад известным художником Львом Кропивницким: «Очень тонко, прочувствованно, всё на сказочной недоговоренности, неясности… и ясности, внутренней ясности души». От души – к душе. И не иначе. 
Знаменитая работа Эстиса «Иерусалим» так же может быть понятна (или непонятна) еврею, как русскому, немцу, французу, японцу. Дело не в крови, а в причастности. 

Мир Эстиса не для избранных, нет, - он открыт, он безграничен. Но метафизика его мазка, вязанье линий, феноменальная объемность плоскости таковы, что сами работы задают смотрящему высокий уровень понимания, защищают себя от профанного истолкования. 
Попытка выжать объяснение у самого художника напрасна, потому что и для него самого многие работы совершенно неожиданны. Отложив кисть, он становится одним из нас, обычным смертным. Взяв кисть, чудесным образом преображается. И эта метаморфоза прекраснее, чем оживление статуи, изваянной Пигмалионом. Ведь там в творчество вмешались боги. Галатея (так звали статую) стала женой скульптора и родила ему дочь, названную Пафос. По-гречески это «страдание». Так эллины обозначали страсть, неизбежно влекущую за собой страдание, а вовсе не бурное ликование и энтузиазм. Если вернуть этому слову первоначальный смысл, то впору сказать, что творчество Николая Эстиса пронизано пафосом, оно трагично. Ведь именно об этом и говорит художник, рассуждая о взаимосвязи жизни и творчества. 
В каждом из его циклов - «Фигуры», «Птицы», «Деревья», «Крылья», «Композиции» - можно заблудиться, как в лесу или как в жизни. 
Есть ли выход из этой безнадежности, однонаправленности бытия? Есть надежда: человек конечен, но не окончателен, в каждый миг жизни он способен стать другим, перемениться, перевернуться. 

Мне кажется, что живопись, графика, рисунки Николая Эстиса и есть постоянное переворачивание себя, поиски себя в лабиринте мироздания. Удача или неудача здесь равно трагичны. Зато жизнь длится, пока длится странствие, пока различим путь.

 

Из книги В.Варжапетяна «Что я видел». (М., изд. «Новое время», «Ной», 2007.)

Перепечатано в газете «Европа-Экспресс» (Берлин) 12.08.07.

 

НАЗАД